Непридуманные рассказы и рассказики. Рассказы. Миниатюры - Савелий Баргер

– Евреи, если бы вы отказались выполнять свою часть обязанностей, я бы знал. что вам ответить! Муж должен любить свою жену и любить ее он должен регулярно. Но что вам делать, когда ваши жены… не нахожу я ответа ни в Талмуде, ни в своем сердце! Надо будет спросить совета у цадика. Ребецн, которая привычно возилась у себя на кухне, слышала весь разговор и была в курсе городских событий не стала входить в комнату, просто остановилась в дверном проеме из кухни в комнату:

– Старый ты дурень! А вы, молодые и глупые и ты, Хаим, немолодой, а тоже глупый! Ваши жены посмотрели пьесу про «Что-то-там про любовь» и всего лишь захотели не только стирать ваши портянки и чистить лапсердаки, готовить вам цимес и фаршировать рыбу! Они хотят всего лишь услышать от вас что-то ласковое, впервые в жизни получить хоть какой-то подарок, увидеть, что вы их по-прежнему любите! Когда в последний раз вы делали что-то подобное? А ведь в театре этот мишугинер Фернандо постоянно говорил и своей ненормальной и всем вокруг. как он ее любит! Задумчивые, выходили евреи от раввина. чтобы передать соседям слова ребецн. Интересно, что такого количества цветов хелмские цветочницы не продавали ни в один вечер ни до, ни после этого вечера. А сколько раз в эту ночь в Хелме звучало «Их гоб дих либ!» просто не поддается никакому подсчету.

Шейка из страуса

Янкель и Шломо обедали. Скромный обед, но все же на стол жена Янкеля Ривка поставила бульон из куриных потрошков и нарезаную тонкими кружочками фаршированую гусиную шейку. Пара рюмок водки только способствовала такому обеду и разговору после него.

– Послушай, Янкель, ты и я любим шейку, твоя Ривка делает ее замечательно, почти как моя мама. К нам в Хелм приезжал зверинец, я видел в зверинце страуса. Вот бы, думаю, приготовить шейку из этой птички, какая бы славная получилась бы шейка!

– Не кошерно, – строго заметил Янкель.– А мне вот интересно, почему страуса объявили некошерной птицей? Неужели из-за того, что он не умеет летать? А может быть он умеет, просто не хочет?

– Шломо, Шломо, ну подумай сам! Во-первых, где ты найдешь шойхета, чтобы сумел правильно зарезать эту птичку? Она же его может убить одним ударом своей ножки! Во вторых – во всем Хелме ты не найдешь такого огромного котла и чтоб он был кошерован, сварить такую огромную фаршированную шейку!

И что у Ротшильда на ужин?

– Послушайте, ребе, вы знаете барона Ротшильда? Вопрос от Янкеля Циперовича прозвучал так неожиданно и нелепо, что раввин поперхнулся чаем.

– Что, лично?!

– Я не сомневаюсь, что такой многоуважаемый раввин, как вы, светоч учености и знаток Талмуда, лично знакомый с Любавичским Ребе, может знать и Ротшильда в Вене, и Бродского в Егупеце, и Полякова в Москве. Но я имел в виду, что наш многоуважаемый ребе, конечно же слышал о бароне Ротшильде из Вены. Сейчас уже непонятно, говорят, что он переехал в Париж или Лондон, но это не важно. Мне интересно, какой чай пьет барон по утрам – с яблочным вареньем и рогелах или с медом и мандельброт?

Ребе задумался на минуту и Янкель с удивлением и страхом увидел слезы на его щеках:

– Что с вами ребе, почему вы плачете? Неужели мой вопрос так огорчил вас?

Ребе вытер слезы, громко высморкался в огромный носовой платок, который достал из кармана своего жилета.

– Знаешь, Янкель, я уверен, что Бродский никогда не интересовался, что пьют евреи в Егупеце по утрам, как барону Ротшильду неинтересно, что едят австрийские евреи в Вене, французские в Париже и английские в Лондоне. Но ведь и французы, англичане. австрийцы равнодушны – есть у барона хала, чтобы встретить субботу или он должен уже пить простую воду? Я плачу потому, что только в Хелме евреи интересуются, что барон Ротшильд ест на завтрак, да может быть в Егупеце переживают, обедал ли сахарозаводчик Бродского и им интересно узнать за железнодорожника Полякова в Москве – что мама приготовила ему на ужин!

Принимать таким, как есть

К ребецн – жене раввина зашла соседка, попросила одолжить хотя бы пол-кочана капусты – решила сварить борщок, а капусты дома нет. Следом заскочила другая соседка – без морковки цимес не приготовить, а морковки дома – только лук и петрушка. Ну как не помочь? Они ведь потом отдадут, если не забудут. Да и самой ребецн случалось то сахар, то муку у соседей спрашивать, не от бедности (слава Б-гу, раввин в Хелме не последний человек, есть что положить в кастрюлю каждый день)! Ну зашли и зашли, получили – одна вилок капусты, вторая чуть ли не фунт морковки. Так ведь без чашки чая не отпустишь? Поболтать, свои новости рассказать, городские услышать. Это мужчины, когда к ребе приходят, разговоры ведут о политике и обсуждают сложные места в Торе. Налила подружкам чай, заварки не пожалела, варенье и тейглах поставила – угощайтесь. Дверь из кухни в комнату открыта – чего теплу от печки пропадать? Домик у раввина хороший – прихожая и одна комната, кухня с плитой, конечно, отдельная. А зачем им с женой больше? Что им, как Бродскому или, не дай Б-г, как Ротшильду, замок содержать.

– Глупая женщина Фира Гольдман, доведет своего мужа – получит развод, – начали обсуждение, перемывают косточки.

– Второй год, как замужем, все хочет мужа переделать, все она его перевоспитывает!

– А вот у аптекаря нашего жена умница, она его осторожно учит, не кричит и не тыкает носом, переделать не пытается.

– Да, умница, дай Б-г ей хороших деток и жить до ста двадцати!

– Интересно, а что делает со своим мужем мудрая женщина?

– Она его принимает таким, как он есть! – подал голос из комнаты раввин, который невольно слышал женский разговор на кухне.

Папа, я видел генерала!

На окраине маленького местечка мальчик пяти лет играл с волчком. Ханука прошла, пришло лето, а волчок остался – грубая заостреная чурка, четыре стороны которой были ярко раскрашены в разные цвета. Короткие штаны на помочах, черная кипа, светлые волосы на висках закручены в длинные пейсы. Первая Мировая, потом Гражданская война почти не задела маленький штетл* в Белорусии, во всяком случае, не задела семью Йоси. Отступление русской армии и наступление немецкой, выселение евреев из прифронтовой полосы, красные и белые, зеленые и войска Пилсудского прокатывали по местечку, евреям оставалось только терпеливо ждать, чем новая волна закончится. Ну, терпения им было не занимать, ждали и молили своего сурового Б-га, чтоб только не было погрома. Недалеко от крайнего дома, на пустыре его старшая сестра присматривает за козой, другая сестра, еще старше, хлопочет по дому, помогая матери. Самые старшие, два Йосины брата – один заканчивает учебу в ешиботе, а второй уехал в соседнюю Литву служить раввином в почти таком же штетле. Отец, как обычно, читает Тору или Талмуд в синагоге, а может быть, кто-то из соседей зашел к нему поговорить или соседка заглянула, спросить совета. По улице местечка шел почтальон в старой, еще имперской почтовой форме. На черном форменном сюртуке сверкали два ряда пуговиц, блеск пуговиц на обшлагах, значки в петлицах, фуражка украшена бляхой. Густые усы в разлет, через плечо тяжелая сумка, сегодня кто-то на этой улице получит письмо, а может быть даже бандероль. Йоси замер и затрепетал от увиденной красоты, а потом на весь штетль раздался его крик, когда он не жалея пяток несся домой:– Тато, их гоб гезеен а генерал! Их гоб гезеен а генерал!

Какую фамилию носит этот Эдмон?

– Мама, что ты мне посоветуешь? Меня пригласили на свидание сразу двое, – Ента всегда советовалась со своей мамочкой, во-первых, она была очень послушной девочкой, а во-вторых – в старые времена и в рассказах о ранешнем времени дети чаще советуются со своими родителями, если вы верите рассказам. Ента продолжила, увидев, что мамуля превратилась вся в ухо:– Одного ты знаешь, это Гиршеле, сын нашего резника. У второго такое красивое имя – Эдмон! Он недавно приехал в Хелм из Вены, у его отца и деда здесь какие-то дела. Он такой фантазер, постоянно рассказывает мне о Вене и о Париже, обещает увезти меня их Хелма!

– Доченька, ну подумай сама. Гирша и всю его семью мы знаем много лет. Его отец – шойхет, Гирш скоро сдаст экзамен и тоже станет резником, уж что-что, а голодать и бедствовать ты не будешь, пока в Хелме будут жить евреи. Кто-то обязательно должен зарезать корову, овцу или хотя бы курицу, чтобы жены могли приготовить обед своим мужьям. А Эдмон – кто его знает, еврей ли он и соблюдают ли в его доме субботу? И откуда он только приехал на нашу голову, и какую фамилию носит его отец?!

– Ротшильд или что-то в этом роде…

Дура-внучка

Взволнованная и потная, колыхая пышной грудью, в домик раввина быстро вошла девушка. Она спросила ребецн, но та уехала проведать свою замужнюю дочку, потискать внуков, и немножко отравить жизнь своему зятю, который по ее мнению недостаточно любит свою жену, плохо заботится о своих детях и совсем не уважает тещу. Пришлось раву самому разговаривать с девицей.